Подполковник Олег Кузьминых попал в плен в ночь на 20 января этого года, когда его батальон шел на помощь защитникам Донецкого аэропорта и должен был забрать раненых. В тумане бойцы сбились с курса и вышли на позиции противника. В результате завязавшегося боя попали в плен.

— Олег, когда и как вы узнали, что вас освободят?

— Все произошло неожиданно. В камеру заглянули, сообщив, что дают мне 30 минут на сборы. Сказали, якобы будут на кого-то обменивать. Уже на свободе я узнал, что меня и еще одного военнопленного отдали без обмена. Затем перевезли в другое помещение, где еще два часа я просидел в ожидании. Перед самой отправкой на свободу состоялась обязательная, как мне потом объяснили, встреча с «омбудсменом» их «республики» Дарьей Морозовой. Она поинтересовалась, не били ли меня в месте моего длительного заключения… Всех, кто в ночь на 20 января попал со мной в плен в Донецком аэропорту, серьезно избили лишь в первый день — когда привезли в здание СБУ. Еще люди набрасывались на нас на улице во время съемок на остановке общественного транспорта, на которой от разрыва прилетевшей мины погибло много дончан. Ни я с бойцами, ни наши товарищи, которым повезло не попасть в плен, к этой трагедии не могли иметь никакого отношения. Однако собравшимся на съемку людям все было преподнесено с точностью до наоборот. Все, что успел запомнить, — как мои побратимы прикрыли меня, избитого и обессиленного, ветошью, которая нашлась в помещении, куда нас привезли. Я немного согрелся. Ведь на дворе был январь.

*На улицах Донецка пленные украинские бойцы, в числе которых был подполковник Кузьминых, оказались под прицелом камер, посреди разъяренной толпы

— До вас доходили какие-то вести?

— О том, что ведутся переговоры о моем освобождении, я мог только догадываться. Незадолго до выхода на волю мне передали письма мамы, жены, дочерей — с их рисунками. И даже разрешили затем забрать с собой. Наверное, мы сохраним их в нашем семейном альбоме. Каждое слово согревало. Сами листочки из дома, наполненные словами любви и поддержки, было приятно держать в руках.

В последние дни заточения меня перевели в камеру с зарешеченным окном. Туда же бросали и казаков. Это было помещение примерно три на четыре метра. Порой там содержались до десяти человек. Мы особо не общались, но я слышал их беседы. Казаки жаловались, что высшее командование поступает с ними жестко и не ценит их военных заслуг. Они попадали за решетку за нарушение дисциплины — в основном за неподчинение военному командованию. Очевидно, на оккупированной территории стремятся установить единоначалие, а казаки не привыкли жить по армейскому уставу.

До этого меня содержали в «одиночке». Девяносто из 124 дней плена я провел в комнатке без окон размером метр на два с кафельными стенами и полом. Число, день, месяц, погоду на улице я узнавал у охранника… Все пространство на полу занимал матрас. Выводили меня только в туалет, раз в десять дней — в душ. И пару раз в месяц — на допрос. От малоподвижности, возможно, и дала о себе знать травма колена, полученная много лет назад. Я пока еще прихрамываю. Если командование отпустит, отправлюсь на реабилитацию.

— Вы очень похудели. Чем вас кормили в плену?

— В основном небольшими порциями каши, сваренной на воде. Я по мясу так соскучился, что по дороге в Киев, заехав в Харьков и увидев «Макдональдс», попросил притормозить. Не домашняя еда, конечно, но все же хоть какой-то кусочек мяса с запахом и вкусом.

— Как вы не сошли с ума в такой обстановке? Чем себя занимали?

— Перечитал по нескольку раз и едва ли не наизусть выучил все три книжки, имеющиеся в наличии в тюремной библиотеке. Одна — Мирзакарима Норбекова, автора методик нетрадиционной медицины и «философии антикризисного мышления». Вторая — сборник выступлений патриарха Кирилла. И еще «Музей покинутих секретів» Оксаны Забужко. Эта книга вдохновляла. Кто прочел ее, уверен, поймет меня.

Спасала и вера в Бога, в свою Родину. Наверное, помогали молитвы близких. Я думал о том, что они меня ждут, что нужен им. А вот о том, что кампанию по моему освобождению поддерживает немалое количество совершенно незнакомых людей, тогда, конечно, не мог и подумать. Даже не догадывался, что люди пишут ободряющие письма моей семье, сочиняют стихи и рисуют картины, что в родном Житомире в день моего рождения вывесили билборд в мою честь… Если бы знал о такой заботе, мне, конечно, было бы легче.

Награда, полученная из рук президента, тоже стала для меня полной неожиданностью.

*Когда президент вручал награду комбату Кузьминых, рядом были его жена Татьяна и дочки Юленька и Ирочка

А в плену думал так: раз Бог оставил меня на этом свете, «прокрутив» в той мясорубке в Донецком аэропорту, значит, я с честью должен пройти все испытания.

— О чем вас спрашивали на допросах?

— Ни о чем «военном» не спрашивали. Кто я, противники, в том числе их «шоумены», участники многочисленных телесъемок с пленными, командиры сепаратистов «Гиви» и «Моторола», прекрасно знали. А выведывать какую-то военную информацию в наше время, глупо: она мгновенно устаревает — обстановка на фронте постоянно меняется. Все беседы со мной следователь сводил к тому, чтобы склонить меня к переходу на их сторону. В армии «ДНР» мне пообещали должность, звание — сказали, сразу полковника присвоят! Обещали достойную зарплату и даже просторную квартиру в Донецке. Но я не помышлял о том, чтобы нарушить присягу, данную Родине и народу Украины.

А визави был у меня один — следователь «министерства государственной безопасности ДНР», который представился мне позывным «Монгол». Он постоянно подчеркивал свою значимость в его ведомстве, любил поговорить о своих заслугах. В частности, упомянул о том, что одна из его заслуг — взятие города Углегорска в Донецкой области… Город был тотально разрушен.

— За отказ перейти на сторону «ДНР» вам угрожали?

— Не прямо. Скорее намекали. Рассказывали, что в плену могут держать бесконечно долго, что с некоторыми пленными обращаются более жестко, чем со мной. Могут и в Россию вывезти.

— А при чем здесь Россия? Ведь вы воевали на территории Украины или даже, скажем, по версии местных сепаратистов, на территории «Новороссии», которую Россия не признала своей составляющей. РФ ведь не признает и себя стороной конфликта.

— Все верно. Но без участия нынешнего правительства России конфликт как таковой не начался бы. Да и не был бы он столь долгим и кровавым, если бы местных сепаратистов с согласия руководства РФ не снабжали оружием и всем необходимым для ведения войны.

Не будь этого «не признающегося» участника конфликта, не погибло бы такое количество защитников Украины и мирных жителей на охваченных войной землях. Увы, некоторые люди, особенно на оккупированных территориях, этого не понимают. Нужно всеми силами и средствами доносить до них эту информацию. Развенчивать мифы рашистской пропаганды. Например, о том, что западнее границ Донецкой области живут не украинцы, а какие-то недружественные им «иностранцы», которые пришли «завоевывать» их малую родину.

— Наверняка, когда производили ту памятную видеосъемку на остановке общественного транспорта в Донецке, разъяренные люди говорили вам то же самое? Как вы это перенесли?

— Да, так и было. Но военный человек, особенно командир, должен быть готов к таким испытаниям. Горжусь тем, что почти все, кто был рядом со мной, не изменили своим принципам, воинской присяге. Я хочу поблагодарить всех своих боевых товарищей и семьи ребят, не вернувшихся с этой войны.

Несколько слов хотелось бы сказать о заместителе командира роты (одной из рот в моем батальоне) старшем сержанте Иване Зубкове. Он погиб при обороне аэропорта в тот день, когда я попал в плен. Как он погиб, я не видел. Но, пока он был жив, проявил себя как настоящий воин.

Уже после освобождения я узнал, что командование моим аэромобильным батальоном взял на себя подполковник Владимир Алексеевич Красота. Благодаря его профессионализму потери в батальоне были минимальными, ему удалось сохранить в подразделении четкую слаженную организацию, боевой дух и дисциплину.

Наверное, не смогу перечислить здесь всех, кому хотел бы сказать: «Спасибо, ребята. Все было не зря. Любите свою страну и будьте верны присяге».

*В Киеве после возвращения из плена Олега встретил его младший брат Сергей (фото из семейного альбома)

*Дома в Житомире соседские дети встречали комбата цветами (фото Александра Михлайчука)